Miromania

Иванна Жарова

Другое время

= ИЗАМБАР =

Повесть

"…Вселенная едина, бесконечна, неделима на части. Все вещи находятся во Вселенной
и Вселенная - во всех вещах; мы - в ней, она - в нас".

Джордано Бруно.

"Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится".

Ап. Павел, Первое Послание к Коринфянам

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Четвёртое измерение

     Сон сковал монсеньора Доминика тяжело и крепко. Беспомощно цепенели во власти этого гнёта члены дряхлого старческого тела. Жизнь таяла и истекала в сон. Засыпало сердце, и кровь ползла по венам, словно воды замёрзшей реки, а ум погружался в пустоту.
     Он увидел бескрайнюю серую пустыню. Там не было ничего, кроме давно остывшего пепла: ни звуков, ни красок, ни образов. Лишь веял ветер, беззвучный, не горячий и не холодный, никакой, и над пустыней летел бесцветный пепел. Здесь не было времени. Епископу казалось, что ветер и пепел окружают его целую вечность, и всё, кроме ветра и пепла, стало забываться. Должно быть, он давным-давно умер…
     Но откуда здесь этот голос, такой тёплый и живой?!
     "Доминик! Доминик!.."
     И пепел улетел прочь. И исчезла пустыня. И вздрогнул, встрепенувшись, разбуженный разум.
     "Изамбар!" - узнал монсеньор Доминик.
     Имя ударило в память, как колокол. Оно стало свежим, непривычным, новым. От него повеяло утром и тонким цветочным ароматом. И каких только имён нет на свете!
     Картина быстро нарисовалась: богатая, прямо-таки образцовая обитель с добротными постройками, аккуратно ухоженным садом и внутренним двором… Монсеньор Доминик собирался сюда уже несколько лет, с тех пор, как до него дошёл слух, будто в местной библиотеке собрано немало редких научных трактатов, да всё никак не представлялось ни случая, ни времени - дела веры и государственные заботы валились на епископскую голову одно другого неотложнее. Не говоря уже о многочисленных случаях колдовства, которые приходилось расследовать постоянно, в королевстве как чума свирепствовала очередная разновидность манихейской ереси. Несмотря на всё епископское красноречие и мастерство главного столичного палача, около сотни человек пришлось-таки сжечь. Между богословскими диспутами и актами правосудия монсеньор Доминик успел трижды посетить государя, своё духовное чадо, и добился, наконец, весьма выгодного мира в затяжной войне с соседним королём. А тем временем личный секретарь епископа, уполномоченный монсеньором по необходимости действовать от его имени, обнаружил на юге страны, в городе Гальмене, ещё одну еретическую секту. По прибытии архипастыря в Гальмен с нею было уже покончено, а заодно - и с книгами, найденными в доме главы сектантов. Узнав о сожжении книг, в числе которых были труды Ямвлиха, Плотина и арабский трактат по математической магии, епископ с трудом сдержал гнев. И тотчас же с новой надеждой вспомнил о загадочной библиотеке… Да ведь и монастырь-то был совсем вблизи от столицы, и соседнее с ним аббатство монсеньор Доминик прежде посещал нередко, опять-таки из-за книгохранилища, где изучил уже все списки астрологических таблиц и комментарии к ним.
     Но вот, наконец, и желанная передышка в делах, и повод…
     Монастырская трапезная. Вся братия во главе с настоятелем - за длинным дубовым столом, на столе - постное, но аж четыре рыбных блюда, а разносолов и не счесть, и после епископского благословения монахи не стыдятся своего аппетита.

     - Как? - переспросил монсеньор Доминик.
     - Изамбар, монсеньор, - подобострастно-елейно улыбнулся настоятель, наклоняя двойной подбородок, - тот самый, из-за которого осмелились побеспокоить ваше преосвященство.
     - Где же его келья? - спросил епископ, отодвигая табурет.
     - Он не в келье, монсеньор. Мы наложили на него епитимью. Брат Изамбар заточён в земляной яме, что на заднем дворе.
     Монсеньор Доминик поднялся на ноги. Настоятель тоже вскочил, причём на диво резво.
     - Покорно просим, ваше преосвященство, благоволите откушать! Изамбар обождёт!
     - После, - отрезал епископ. - Я хочу взглянуть на него.
     Настоятель, лебезя, засеменил следом:
     - Как прикажете, монсеньор, сию минуту!
     Епископ нахмурился. Он привык к раболепству, но не до такой же степени! Этому аббату держать бы трактир у дороги да пивом торговать, а не наставлять учёных монахов. А ведь именно такие аббаты бывают особенно люты и свирепы с теми, кому случается впасть к ним в немилость!
     Яма оказалась неглубокая, но жутко зловонная - ведь это была выгребная яма. Тем не менее, чтобы оттуда выбраться, требовалась лестница.
Проворный молодой послушник, похоже, любимчик настоятеля, живо притащил её, спустил на дно.
     - Изамбар! Вылезай! Сегодня пятница!
     Существо, которое там сидело, зашевелилось и медленно поползло наверх. Когда над землёй показалась его голова, облепившие её навозные мухи дружно поднялись в воздух и, гудя, зароились вокруг сплошной чёрной тучей. На распухшем, изъеденном гнусом лице болезненно блестели и слезились воспалённые глаза жидкого жёлто-зелёного цвета. Веки были красные и непомерно раздулись, белок левого глаза - налит кровью. Голову существа покрывали куски налипшего на неё всевозможного мусора. На неё явно лили помои, кидали паклю, обрывки ткани, стружки, опилки, рыбные кости, овощные очистки… Увенчанное этой головой щуплое туловище частично прикрывали сильно изорванные, когда-то коричневые лохмотья, через дыры виднелись плохо затянувшиеся рубцы и гноящиеся язвы. Одна из них, на голом костлявом плече, кишела мелкими белыми червями. Обезображенное, истерзанное существо это не могло даже стоять на ногах - оно попыталось выпрямиться, но не удержалось и снова опустилось на четвереньки, окружённое смрадом и гнусом.
      Монсеньор Доминик был истинным аскетом, но в первый миг он поднёс руку к носу и мысленно похвалил себя за воздержание от настоятельского угощения - сейчас бы оно вышло наружу.
     - Сколько он уже здесь? - спросил епископ, слегка бледнея.
     - Сегодня четвёртая пятница, монсеньор. - Настоятель, казалось, немного смутился.
     - Четвёртая пятница?
     Епископ решил, что ослышался. По его понятиям, чтобы довести человека до такого состояния, одного месяца было маловато. Да и при чём опять здесь пятница?!
     Взгляд монсеньора Доминика оказался весьма красноречив, и предусмотрительный настоятель счёл нужным пояснить:
     - По пятницам мы подвергаем его бичеванию ради спасения его души от ереси, монсеньор.
     - Четвёртая пятница? Ну и хватит с него, - сдержанно изрёк епископ.
     - Но он так и не покаялся, монсеньор, - как бы оправдываясь, напомнил настоятель. - Этот монах дьявольски упрям. Он хочет на костёр. Мы лишь стремились сломить его гордыню. Не для своего же удовольствия… Для братьев выполнять бичевание было испытанием. Оно тоже налагалось как епитимья. Ведь зловоние, монсеньор…
     "Тебя бы в эту яму, - с омерзением подумал епископ, - ты бы тоже захотел на костёр!"
     - Немедленно послать в город за лекарем! - процедил он сквозь зубы так, что настоятель прикусил язык. - А его, - монсеньор Доминик кивнул на Изамбара, - в келью! Нет, пока лучше в баню… Есть ведь у вас здесь баня?
     - Конечно, монсеньор, разумеется.
     И тут распухшие губы раскрылись, издав тихий, но отчётливый шёпот.
     - Благодарю тебя, отче, - явственно расслышал монсеньор Доминик.
      Лекарю пришлось трудиться долго. А пока он трудился, епископ не терял времени даром.
     - Всё, что ты скажешь, даю слово, останется между нами двоими, - заверил монсеньор Доминик молодого монаха, обитавшего по соседству с кельей опального Изамбара, и запер дверь.
     Монах оказался разговорчив. По его словам, ересь брата Изамбара раскрылась случайно, да и то стараниями настоятеля. Уличённый отступник годами не вылезал из монастырской библиотеки, где, будучи знатоком языков, прилежно переписывал древние свитки.
     Сосед уверял, что никто никогда не замечал за этим монахом ничего предосудительного: сдержанный, немногословный, он был одинаково вежлив и приветлив со всеми, и не мозолил глаз настоятелю, который, как выяснилось, и прежде его не жаловал. Но вот, на прошлую Пасху так случилось, что брат, всегда игравший на органе в монастырской капелле во время богослужений, в аккурат на Великую Субботу слёг в жестокой простуде. Братия ожидала к торжеству гостей из соседней епархии, членов того же ордена, и целую неделю разучивала новый хвалебный гимн воскресшему Спасителю, мелодически весьма сложный для исполнения. Обиднее всего, что органист, как это часто водится, ещё и солировал в хоре и, по всеобщему мнению, в самом деле был единственным, кто мог вытянуть сольную партию. Братия уже повесила носы, когда сам органист вдруг заявил, что заменить его может Изамбар, с которым они когда-то, ещё до монашества, вместе учились у одного знаменитого музыканта. Изамбар был тотчас вызван из библиотеки и усажен за орган. Он с минуту пошевелил пальцами, разминая их, тихо взял первую пару аккордов, а потом преспокойно заиграл с листа, и братия, разинув рты, услышала чистейший, прозрачнейший голос. В нём сочетались мягкий тембр, головокружительная высота и спокойная глубина, воздушная лёгкость, завораживающая свобода. А какие плавные переходы между нотами, какие хрустальные обертона, какие отточенные, разящие терции! Сосед Изамбара даже прослезился при одном воспоминании о них. "Все мы поняли тогда, что до того дня не знали настоящей музыки!" - признался он епископу.

Содержание ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Страница № 1 2 3 4 5

Повесть "Другое время" публикуется в сокращении.
Автор готов рассмотреть любые предложения относительно издания этой книги.

web design by Alex Wave

Сайт создан в системе uCoz