Поэзия Статьи
Образы
Ссылки
|
Главная
Поэзия Статьи
Образы
Ссылки
|
| Страница № 19 |
|
Мягкий, чистый, спокойный голос, тёплый взгляд, вдохновенный полёт мысли, неторопливые, строго
выверенные слова… И ещё - удивительная, утончённая чуткость. - Не отвлекайся, пожалуйста. Я повторю. И это - без упрёка, с понимающей улыбкой, всякий раз, как только епископское внимание хоть на миг уплывало в сторону. И если у монсеньора Доминика возникала потребность задать вопрос, не успевал он раскрыть рта, как Изамбар уже отвечал ему, неизменно уточняя именно те детали и частности, в которых сомневался его слушатель. Епископу невольно вспомнился его первый учитель, что когда-то очень давно давал уроки арифметики тому, кого звали просто Доминик, тогда ещё безусому мальчишке. Тот учитель тоже был учёным монахом, читал по-гречески, питал к науке подлинную любовь, умел выразить мысль лаконично и ясно и сам получал от этого удовольствие, причём такое, что, в общем-то, и не нуждался в аудитории. Увлекаясь, он походил на токующего глухаря - ученик его тем временем мог преспокойно ковырять в носу и считать ворон, не от дурного нрава, а как всякий мальчишка, ещё не усвоивший привычки к прилежному учению. Когда же выяснялось, что Доминик пропустил мимо ушей самое важное, учитель чувствовал себя задетым, искренне возмущался и частенько его наказывал. Вообще он был довольно строг и ревнив, как большинство учителей, завоёвывал внимание розгами и не мог взять в толк, как кто-то умудряется не понимать азов математики. А вот с таким учителем, как Изамбар, любой ученик усвоил бы эти азы легко и с радостью и зажил бы с ним душа в душу. Изамбар, наверное, просто не умел сердиться, зато безошибочно улавливал отклик на каждое своё слово. Ему был важен не только предмет, но и слушатель. - Не думай обо мне, Доминик. Ты заметил, откуда взялось это число? В знаменателе было триста шестьдесят. - Ты сократил дробь. - Совершенно верно. Третья формула выводится аналогично. Попробуй сам. Цифры мчались хвостатыми кометами. Мчались планеты по зодиакальному кругу. Летели часы, как минуты. И когда солнце село за горизонт, оба очнулись и вспомнили, что один из них - епископ, а другой… - Завтра мы рассмотрим некоторые тригонометрические функции, которые очень тебе пригодятся, - сказал Изамбар. - Ты сможешь решать куда более сложные задачи, чем сегодняшние, если поймёшь мою теорию. После того, как ты научишься это делать, Доминик, по большому счёту я буду тебе уже не нужен. Он увидел, как вздрогнул епископ от его последних слов, и прибавил: - Сегодня наше с тобой внутреннее время было общим. Я рад. И епископ чувствовал себя безмерно польщённым тем, что этот человек делит с ним своё время и свои знания, свои догадки и открытия, делит на двоих, делая общими, и охотно соглашался с ним в его взглядах на время, на деление, на геометрию, на общее и частное. Чем больше он слушал, чем глубже вникал, тем меньше ему хотелось спорить. Летели часы, как минуты. И дни - как часы. Счастливые, волшебные дни, каких не знал даже тот, кого звали просто Доминик, давным-давно, когда он просыпался по утрам, всякий раз окрылённый мыслью о новой книге, что ждёт его, подобно дороге в страну, где он ещё не был, но мечтал побывать. Тот Доминик и не догадывался, что путешествовать можно вдвоём, рука об руку, и тогда не страшно заблудиться и можно идти далеко, не полагая пределов, не ведая усталости, ни о чём не заботясь и не жалея; идти до конца и убедиться воочию, что его не существует - горизонт продолжает сдвигаться, открывая новые просторы. Яркий солнечный свет и высокий чистый голос сливались, сияя и звеня. Полон и светел, подобно этой маленькой келье, был епископский разум. Хрупкий человек с острыми ключицами, ловкими изящными пальцами и большими тёплыми глазами растягивал окружность в отрезок, превращал в шкалу, в вектор. Он строил причудливые изогнутые линии, проходящие через точки, чьё положение находил по формулам. Он рассказал, что кроме арабов на земле есть и другие народы, использующие в математике иррациональные выражения и понятия, притом со времён глубокой древности. Он изложил учение о нуле, абсурдное, но практически применимое к астрологии для определения искомой даты как условного настоящего, отделяющего условно прошлое от условно будущего, и ввёл понятие отрицательных чисел, бесконечно убывающего множества. И все эти неслыханные приёмы оказывались бесценными для практических вычислений, позволяя систематизировать сложнейшие взаимосвязи пространственно-временных явлений, обобщив во взаимосвязи числовые. Он приводил в разнообразии примеры, повторял и перепроверял, до тех пор, пока его ученик не усваивал невероятное и алогичное, как само собой разумеющееся. И тогда с улыбкой напоминал ему об алогичности и невероятности многого, что давно уже кажется человеку само собой разумеющимся. Многого… Фактически, всего. Монсеньор Доминик укреплялся в убеждении, что Изамбар лишь за тем и согласился давать ему уроки, чтобы плавно и естественно подвести к этой потрясающей мысли. В ней, несомненно, заключался основной смысл математической игры для самого Изамбара. Но только епископу было чуждо такое бескорыстие. Практические приёмы, выработанные на основе новых абстрактных понятий, изложенных Изамбаром, открывали перед астрологом неслыханные возможности! Из благодарности и уважения к этому хрупкому монаху, с самого начала заявившему о своём праве на тайну, праве, платить за которое он не скупился, епископ добросовестно пытался смирить своё любопытство. Но такого рода смирение давалось ему хуже всего, и вопрос снова и снова срывался с его уст: откуда эти невероятные знания? Изамбар по-прежнему уклонялся от ответа. Он лишь однажды мимоходом обмолвился о своём знании некоторых древних языков, на которых в монастырской библиотеке, как, впрочем, и во всей этой стране, нет ни одной книги, но больше епископу не удалось добиться ничего. Зато об арабской алгебре Изамбар говорил много и подробно. И сам признался, что, будь в этом аббатстве хоть один серьёзный труд по астрономии, он навряд ли взялся бы за столь приглянувшийся монсеньору Доминику устаревший астрологический учебник, чьи таблицы нуждались в уточнении и заставили математика заняться выведением соответствующих формул. Епископ понимал, как ему повезло! Понимал и не смел поверить в своё счастье. А счастье было настоящим; как и обещал Изамбар, оно заставило обоих забыть о прошлом и не думать о будущем. Но оно, как всякое земное счастье, оказалось недолгим. |
|
Оно кончилось в одно прекрасное утро, когда в монастырскую калитку постучал собственной персоной
епископский секретарь, оставленный монсеньором вместо себя временно вести дела епархии и решать
неотложные вопросы. Это был человек проверенный и опытный - он никогда не беспокоил его
преосвященство по пустякам. Вот и теперь, приходилось согласиться, дело стоило того, чтобы,
загнав лошадь, лично примчаться из Долэна и изложить суть монсеньору с глазу на глаз. Против госпожи N, особы весьма знатной и влиятельной, королевской родственницы по материнской линии, выдвинуто обвинение в колдовстве. Обвинители явно имеют политический интерес. Возможно, это заговор. Основание обвинения довольно запутано и нуждается в рассмотрении монсеньором лично. Ошибка в этом деле повлечёт за собой массу последствий на общегосударственном уровне… - Я приеду завтра. Нет… Послезавтра. Мне нужно ещё два дня, - отчаянным усилием монсеньор Доминик удержал на лице привычную маску бесстрастия. - Но монсеньор! Дело срочное, - осмелился заметить секретарь. - Через два дня! - возвысил голос епископ. - Ступай! |
|
Он не помнил, как добрёл до двери маленькой светлой кельи - ноги, казалось ему, совсем его не
слушаются. А там, в келье, как всегда в этот час, царствовало Вседержителем утреннее солнце, и
худенький высоколобый человек поднялся с золотой соломы навстречу вошедшему. - Изамбар, меня…Зовут в Долэн. Я должен уехать, - выговорил монсеньор Доминик. По-прежнему безмятежным, открытым и ясным остался устремлённый на епископа взгляд. А вот острые уголки губ слегка приподнялись в улыбке. - Разумеется, Доминик, поезжай. Тебе давно уже пора, - как ни в чём не бывало, сказал математик. - Я и так рассказал тебе более чем достаточно для твоих гороскопов. Остальное, поверь мне, было бы лишним. Я начал увлекаться. Благо, что твои занятия астрологией - лишь тайная страсть, а значит, и мои уроки алгебры останутся твоей тайной. - Почему это благо, Изамбар? - не мог не спросить епископ, хоть волновало его в ту минуту совсем другое. - Я предполагаю, что влияние алгебры на сознание, основанное на троичном Боге, распадающемся на человеческие образы, может привести к неожиданным последствиям. Заметь, Доминик, что арабы не зовут Аллаха "Отцом" и не смеют изображать не только Бога, но и человека, и даже животных. Их сознанию доступно абстрагирование от абстрактного до абсурда без потери смысла и такое отношение к числу, при котором деление неделимого не есть разрушение целого, но лишь прикосновение ума к бесконечной длительности через арифметическое действие. Трёхмерность не навязана их миру троичным Богом, и они могут позволить себе играть словами, понятиями и цифрами так, как это делают их поэты и математики, играть легко, не боясь плена. Но трёхмерный мир богословов не прощает такой лёгкости, и когда в него придёт арабская алгебра - а она придёт, Доминик - человек окажется в плену арабских цифр, так же, как ты, оказавшийся прежде в плену планет и созвездий и обречённый на поиски формул, которые я дал тебе. Плен цифр неизбежно следует за пленом слов, в который когда-то поймали себя богословы. Для меня последний начинается с Filioque, и моё умолчание - способ остаться свободным. Надеюсь, что, наконец, тебе всё стало ясно. Итак, - он устало вздохнул, - моё обещание исполнено. Теперь твоя очередь. Сожги меня и уезжай. - Ты полагаешь, мне это так легко? - с вызовом спросил епископ. Изамбар пристально посмотрел на него. - Хочешь, Доминик, я скажу, в каком случае тебе было бы легко? Сказать? - и, не дожидаясь согласия, бросил уверенно и твёрдо: - Мне следовало быть женщиной. - Что-о? - оторопел епископ. - Да, женщиной, только и всего! - продолжал Изамбар. - Как та очередная ведьма, что теперь дожидается тебя в Долэне. Её ты спалишь без всякой жалости, пожалуй, ещё и с удовольствием. Ты ведь ненавидишь женщин, Доминик. Они делают что-то, чего нельзя объяснить логикой. Любая из них. Но ту, кого на этом поймали, называют ведьмой и мстят ей за плен слов, в который сами себя заперли и от которого она свободна. Я же, Доминик, говорил так много, что ты купился на мои объяснения, которые на самом деле не объясняют главного. Твой лекарь сказал, что я колдун. И ты должен был бы согласиться с ним: если я впал в ересь, то сверхъестественная сила, которая помогает мне, должна быть дьявольской. Разве не таково учение богословов? Они ведь уже отождествили естественное с трёхмерным и положили ему пределы, словесные и числовые. И если ты не согласен с лекарем, то одно из двух: либо ты не веришь в колдовство, либо - в богословие. Таков логический вывод. Но я-то знаю, в чём секрет! Мне надо было быть женщиной, и тогда никакие объяснения не ввели бы тебя в заблуждение! А поскольку я мужчина и математик, и к тому же знаю то, что тебя интересует, ты не можешь думать ни о чём, кроме моего ума и моих знаний. Тебе до слёз жаль, что меня нельзя спасти. Тебя даже тронула за душу история с ямой. Будь я женщиной, этого бы не случилось. Они для тебя - как мясо для мясника. Но, Доминик, пойми, что я - ничуть не лучше. Нет никакой разницы. Епископ порывался возразить, но Изамбар не дал ему и слова вставить. - Разве я не читаю твоих мыслей? - воскликнул математик. - А то, что я - левша, тебя не беспокоит?! У меня - все признаки колдуна! Только представь себе, что я - женщина, и ты сразу их заметишь! Ни у одной из твоих колдуний столько не наберётся! Так что же тебя смущает, Доминик? Иди и скажи отцу настоятелю, что я закоренел в заблуждениях и неисправим. Пусть меня сожгут хоть сегодня! Впрочем, для этого ведь нужен палач, да?.. Он вдруг смутился. - Ты же не заставишь моих братьев, Доминик… Их и так уже заставляли… Мне полагается палач, Доминик? - спросил Изамбар взволнованно. - Да, конечно, - поспешил кивнуть епископ. - Пошли за ним, - мгновенно успокоившись, потребовал монах. Он снова смотрел на монсеньора Доминика внимательно, ясно и спокойно. - Как ты считаешь, меня уже достаточно били? - Более чем, Изамбар… - Ты считаешь так по только что указанным мною причинам. Будь на моём месте какая-нибудь "ведьма", я уверен, ты думал бы иначе… Вот что, Доминик, - сказал Изамбар с внезапной силой, - мы решили с тобой ряд астрологических задач при помощи арабской алгебры. Я хочу предложить тебе упражнение на воображение. Согласись, что воображение - вещь не последняя для астролога. Представь вместо меня женщину, которую обвинили в колдовстве, и сделай со мной всё то, что сделал бы с ней. Но потом, когда будешь иметь дело с такой женщиной у себя в Долэне, вообрази на её месте меня, думай о моей математике, о формулах, которым я научил тебя, и оправдай её, как хотел бы оправдать меня. Будь добр к ней, как ты был добр ко мне. Пожалуйста, Доминик! Ведь ты это можешь… |
| 17 18 ЧАСТЬ ВТОРАЯ Страница № 19 20 |
Повесть "Другое время" публикуется в сокращении.
|
Copyright © И.Жарова 2005-2008 |
|
web design by Alex Wave |
