Miromania

Иванна Жарова

Другое время

= ИЗАМБАР =

Повесть

Страница № 28

      Пришла весна и с нею - праздник Господня Воскресения. По старинной традиции, на ежегодные поэтические состязания в Гальмен съехались барды и трубадуры из соседних королевств. Городские власти с незапамятных времён выказывают поэтам своё благоволение и всегда заботливо обустраивают этот праздник, а именуют его не иначе, как Турнир Рыцарей Лиры. Следует заметить, что среди "рыцарей" попадаются и дамы, причём с каждым годом всё больше и больше. К тому же баловство куртуазной поэзией и иными видами рифмоплётства в последнее время стало модным среди знати, которая порой не брезгует участием в подобных состязаниях, забавы ради переодевшись инкогнито. На гальменском Турнире можно встретить и девицу, нарядившуюся пажом, и благородного рыцаря в костюме бродячего жонглёра, притом никогда не угадаешь, кто есть кто. Это сущий маскарад!
      Стихотворцы - народ ещё более заносчивый, чем музыканты, так что на подобных состязаниях нередки конфузы и скандалы. И побеждает там не тот, чьи стихи благозвучнее и глубже по мысли, а тот, кто за словом в карман не лезет и бойко отвечает в рифму на едкие шутки и выпады соперников.
      Свои поэтические переругивания "рыцари лиры" действительно сопровождают бряцанием по струнам, но у большинства из них следовало бы отнять инструменты и хорошенько надавать по рукам. Слава Богу, городские власти догадались не приглашать нашего учителя судить это безобразие по части музыки - кроме поэтического приза там есть ещё и музыкальный. В прежние годы Волшебник Лютни не раз бывал втянут в затеи нахальных рифмоплётов, и те подвергали его чуткий слух жесточайшим истязаниям. Теперь, когда Изамбар окончательно излечил учителя от смирения, я сомневаюсь, что он смог бы это выдержать.
      Однако сам Изамбар отправился на Турнир добровольно, не дожидаясь приглашения, хоть я и пытался вразумить его. Он не внял моим доводам и заявил, что тоже умеет сочинять стихи, так что может даже поучаствовать в состязаниях, и потом, ему просто интересно.
      Надо ли говорить, что я потащился вместе с ним!
      От участия в Турнире Изамбар воздержался, надо отдать ему должное, быстро поняв характер происходящего: здесь все друг друга знали и, по большому счёту, состязались скорее в остроумии, легко переходящим в злоязычие, чем в самобытности поэтического слога. Но искусство облекать в изящную форму полунамёков скабрезности и непристойности вызывает у публики восторг и отклик, как никакое другое. Гальменские же власти всегда шли на поводу у публики, и, похоже, разделяют её вкусы. Правда, говорят, в прежние времена поэтические турниры выглядели иначе, стихи были возвышенней, а отношения - благородней; барды имели собственный кодекс чести под стать рыцарскому - ведь многие из них, рискуя головой, ходили в военные походы, дабы сделаться очевидцами битв и описать славные победы и скорбные поражения не с чужих слов. Теперь всё перевернулось с ног на голову, и рыцари взялись подражать сплетникам и словоблудам, а в свободных городах, вроде Гальмена, старейшины готовы даже уступить им в случае непогоды здание Ратуши, как было в тот памятный день. На улице лил дождь и Сам Господь Бог со Своих небес охладил бы чрезмерный жар некоторых острот, если бы Ему не помешали.
      Вышло же то, что должно было выйти - словесная склока. И Изамбар удивил меня, с живейшим интересом следя за её развитием. Да и не меня одного. Горожане таращили на него глаза со смесью недоумения, неловкости и любопытства, с немым вопросом, что делает здесь этот ангелоподобный юноша. Я попытался сказать ему, что он позорит и себя, и учителя, но он меня не слышал.
      По мнению публики и избранных из её числа судей, на Турнире победила рыжеволосая особа, выступавшая, как водится, в образе бродячего трубадура, иссыхающего от тоски по возлюбленной. Образ имел комический оттенок и благодаря пышным формам, не оставлявшим никаких сомнений относительного истинного пола исполнительницы, и за счет пикантной подачи. Особа и впрямь обладала артистическим даром, и кроме того - глубоким низким голосом, а её бряцание по струнам, вопреки предубеждению, досады не вызвало даже у меня. Всех этих причин по логике и по духу подобных состязаний было довольно, чтобы вызвать у соперников ярость и шквал нападок, на которые поэтесса отвечала и бойко, и метко, и в то же время двусмысленно. Когда она убедительно "положила на лопатки" всех участников баталии, доказав своё неоспоримое преимущество, кто-то из поверженных ею, теперь уже оставив и рифму, и поэтическую форму, бросил в победительницу булыжник грубого площадного слова. Тотчас нашлись и другие и, живо перейдя к прозе, закричали, что вот теперь распознали самозванку, которой не впервой выдавать себя за порядочную особу, всякий раз сочиняя себе новое имя, а к разоблачениям обманщица привычна и уже забывает обижаться, когда её называют тем, что она есть.
      Поднялся страшный шум. Но гальменцы разобрали главное: рыжая особа - не кто иная, как скандально известная куртизанка Витториа, которую прозвали ещё "медной бестией" и за цвет волос, и за сильный низкий голос. Поэты и, надо полагать, в особенности знать, усматривали в её победе такое для себя оскорбление, что удовлетвориться могли, лишь вытащив "бесстыжую самозванку" из Ратуши за волосы и с позором протащив по улицам города. И они сделали бы это непременно, если бы не вмешался Изамбар.
      Я глазом моргнуть не успел, как он очутился возле горе-победительницы, пытаясь загородить её от множества протянутых рук, и, легко перекрывая шум толпы своим звонким голосом, заявил, что никто не смеет её трогать. От неожиданности все на миг онемели, а Изамбар с не знающей сомнений твёрдостью потребовал, чтобы поэтессе вручили заслуженный приз и отпустили её с миром.
      Это надо было видеть, монсеньор! Он, который всегда смущённо прятался от восторженных почитателей и краснел от учительских похвал, вёл себя, как… Ну, в самом деле, "как власть имеющий"! Вот что остановило толпу разъярённых поэтов и поразило публику.
      "Ты не знаешь, кого защищаешь! - крикнули ему. - Это презренная куртизанка, блудница!"
      "Не важно, кто она, - ответил Изамбар с поистине королевской невозмутимостью. - Она победила. Ей полагается и приз, и честь победы, кто бы она ни была. У вас правила карнавала, и она их не нарушила. Каждый волен выбрать и наряд, и имя по своему усмотрению. Она не нарушила правил, скрыв своё настоящее имя. Разве не так, почтенные мужи?" - он повернулся туда, где сидели городские старейшины. И те, хоть вовсе не сочувствовали куртизанке и не хотели обижать остальных, "приличных" поэтов, вынуждены были согласиться с Изамбаром. Он, чёрт его возьми, знал эти дурацкие правила! А иначе откуда взялась у него такая уверенность?
      Что тут началось!
      Рифмоплётишки позаносчивей, а таковых оказалось чуть менее половины, тотчас ринулись к дверям, выкрикивая, что не желают смотреть, как лиру с серебряными струнами отдадут в руки грязной публичной девки. Прочие бормотали ругательства и угрозы, от которых воздух гудел, как в пчелином улье. Куртизанка получила свой приз под шквал наипохабнейших шуток, пожелания всего самого наихудшего и обещания позаботиться об исполнении этих пожеланий.
      Она снесла всё с улыбкой на губах, но улыбка её выглядела немного натянутой. Стремясь ободрить её, Изамбар сказал что-то, чего я не расслышал, и она ответила так же негромко, но, кажется, со странным, необычным выговором, который при пении и распевном чтении стихов не был столь заметен. Слуху Изамбара её выговор сказал так много, что следующая обращённая к ней фраза прозвучала на языке, которого я не знаю, а она вскинула на него свои зелёные, как у кошки, глаза в счастливом изумлении, точно встретила за тридевять земель от дома родного брата. Он же взирал на неё так, как на него - благочестивые гальменские девицы, когда он возвращался домой, пропев псалмы мессы. Он никогда не замечал их влюблённых взоров.
      Да, монсеньор, эти двое сразу зацепились глазами, и меж ними протянулась невидимая ниточка. Я не знаю языка, на котором они говорили! Я не мог разобрать ни слова! Но я слышал, как он произносил её имя, как сказал ей своё… Можно ли объяснить то, что случилось? А это случилось сразу, в один миг.
      Чисто внешне смотреть там было не на что. Особа не первой молодости, можно сказать, даже толстуха, а в лице - усталость под маской насмешливости. По мне - не более чем потрёпанная кошка, товар, от частого употребления потерявший и вид, и ценность, хоть, я слышал, ночи её дороги.
      Они оживлённо беседовали на певучем языке, похожем и на щебетанье птиц, и на журчание ручья, оживляясь всё больше, сияя, с удовольствием произнося имена друг друга, и она становилась совсем похожа на мурлыкающую кошку, а для него я не нахожу сравнения. Мне показалось, секрет был в её голосе. Музыкальные уши Изамбара улавливали в нём нечто, о чём я мог лишь догадываться. Голос этой женщины обладал глубиной и мощью, а когда она говорила тихо, умело смягчая его, будто обёртывая медь в уютный ласковый бархат, голос как бы рассеивался, смешиваясь с тишиной и её обволакивая. Я уверен, она отлично знала силу своих чар и искусно ими пользовалась. Сам я никогда не принял бы за чистую монету кошачье мурлыканье куртизанки, чьё искусство состоит в умении окрутить и свести с ума любого мужчину, между делом убедив, что и он ей нравится. Да надо и впрямь с Луны свалиться, чтобы верить такой женщине!
      Изамбар забыл и обо мне, и об учителе - обо всём на свете. Он не замечал, что люди смотрят на него: старейшины, горожане, приезжие, гости и участники Турнира… Он ворковал со знаменитой блудницей на виду у всех. И, не таясь, отправился проводить её до гостиницы, где она остановилась. Я последовал за ними и на этот раз был не одинок в своём нездоровом любопытстве.
      Изамбар прощался с Витторией долго. По-моему, он даже опасался оставить её из-за угроз, прозвучавших при внушении приза. Подозреваю, ей ещё пришлось уговаривать его возвращаться домой. И она была права: я слышал, как во время их счастливой беседы в Ратуше местные жители объясняли разгневанным гостям, кто такой Изамбар. Заступничество любимого ученика Волшебника Лютни перед "рыцарями лиры" даже за блудницу могло служить ей в Гальмене охранной грамотой - столь велико было почтение к нашему учителю среди всех служителей муз. Когда же Изамбар всё-таки оставил её, я твёрдо знал, что Витториа не уедет завтра, и что они назначили встречу.
      Так и было.
      С рассветом стаи недовольных поэтов покинули постоялые дворы и разлетелись во все стороны, продолжая рассерженно чирикать, а город принялся обсасывать и переваривать происшествие. Поступок юного Орфея шокировал публику, но возмутил немногих - в Гальмене исстари гордились и вольностью, и любовью к справедливости. Сама куртизанка, как и её флирт с наивным юношей, служили горожанам лишь поводом для острот, и пока ещё не злых. Забить тревогу готовы были лишь благочестивые девицы, чья невинность не помешала им расслышать неровное дыхание своего кумира, признак собственной болезни, но на колокольню их никто бы не пустил. Обывателям куда приятнее иметь причину для сплетен, чем разделаться с нею разом и потерять навсегда.
      Дело в том, монсеньор, что когда-то в Гальмене было полно гулящих женщин, наверное, больше, чем во всём остальном королевстве. Во времена гонений свободный город служил им убежищем. В конце концов их развелось столько, что честным жёнам и девицам не стало житья, а проповедники пророчили Гальмену участь Содома и Гоморры, крича об этом повсюду. Когда же пришла чума и перемёрло полгорода, решили, конечно, что это Божий гнев и принялись вешать куртизанок, пока не извели всех до единой. Говорят, правда, в тот страшный год в других городах было не слаще… Так или иначе, с тех пор Гальмен пользуется у блудниц печальной славой, и они его не жалуют. А город, похоже, по ним уже соскучился. Так что, рыжая бестия знала, куда ехала, и пришлась как раз ко времени. Она могла теперь преспокойно поселиться в Гальмене и жить припеваючи, промышляя блудом на радость изголодавшимся сладострастникам, не встречая ни притеснения властей, ни соперниц. А влюбив в себя лучшего ученика Волшебника Лютни, гордость города, она превращалась из продажной твари чуть ли не в музу. Я понял это сразу, как и всякий, кто удосужился обдумать тему всерьёз. Но большинство горожан лишь потешались и веселились, а Изамбар, похоже, весь свой ум оставил на вчерашнем Турнире.

25 26 27 ЧАСТЬ ВТОРАЯ Страница № 28 29 30

Повесть "Другое время" публикуется в сокращении.
Автор готов рассмотреть любые предложения относительно издания этой книги.

web design by Alex Wave

Сайт создан в системе uCoz