Miromania

Иоанна Дэн

Образы

ПРОМЕТЕЙ
или Божественная трагедия

Пьеcа

Страница 7

* Талия:
Вот теперь ты права.
Так оставь грозный тон, вновь прошу я,
И яви снисхождение к людям.
За них мы в ответе.
И пускай мы с сестрой
потакали излишне беспутным капризам -
Но ведь именно ты,
Мельпомена, Титановым гневом пугая
Род людской, от Всематери древней сердца оторвала,
Побудила защиты искать у богов чужеродных,
Выхолащивать разум, забыв о природном единстве
Всех стихий во Вселенной и Солнце земной сердцевины
Схоронить в чёрной бездне Аида, и в злобное пекло
Переплавить любви материнской
рождающий Белый Огонь.
Не твоё ли усердье,
подобно проклятой Атлантовой мощи,
Оторвало людей от бессмертной и мудрой родни их,
Подняло на войну с их великой природной семьёю,
Обратило терпенье святое в бессилье и слабость,
Обольстило младенца растущего мнимой победой
Осмелевших молочных зубов над кормящею грудью?
Такова ныне доблесть у смертных,
такими ты их воспитала!
Как постичь им теперь, что едят и пятой попирают
Божество во плоти, что своею рукой затворили
Свои двери в бессмертие, в вечность прямую дорогу,
На которой все прочие боги узнают в них братьев?
Как теперь разглядеть им вблизи
красоту и величие лика,
Если сами на нём - словно тёмные пятна проказы,
Словно гнойные язвы? Невнятен им смех родниковый
И листвы тихий шёпот - лишь смерчи и жаркая лава.
Что же толку нам ныне пенять друг на друга,
на смертных, на Зевса?
Мы - излишне покладисты, ты - свыше меры гневлива,
Деспот жаден до власти, а Матерь-Земля так всесильна,
Что любой произвол над собой допускает, жалея
Паразитов, а пылких сынов своих за руки держит.
Горький пот застилает Атлантовы очи
и кровь Прометеева брызжет.
Но Божественной Матери сердце
к ничтожнейшим слабость питает
И, читая в грядущих веках
все кривые пути Провиденья,
Позволяет всему совершиться своим чередом.
(Не сочтите за злую насмешку такое моё рассужденье.)

* Мельпомена:
О увы мне! Не знаю, сестра, что на это тебе возразить!

* Прометей:
Лишь одно справедливости ради я должен добавить
К твоему откровенью,
чтоб спор навсегда разрешить ваш.
Не казнись, Мельпомена. Оставьте упрёки взаимно,
Мнемозины прекрасные дочери. Я не корю вас,
Но и сами в сердцах на поэтов не шлите проклятий.
Что без вас, своих добрых божеств,
сотворить они смогут?
Кто без них, ваших верных жрецов,
совершит вам служенье?
Но напомнить спешу вам, мои молодые богини,
Ибо рядом со мною вы юны, как ваши поэты -
Перед вами, кто чутко настраивал некогда лиру Гомера,
Представал пред Эсхилом
то сонмом Эриний, то Девой-Палладой,
И Овидию в дивных, как дно океана,
манящих виденьях
Поворачивал лёгкой рукой колесо превращений...
Вам напомнить спешу, что ни Зевс, ни его поколенье,
И, конечно, ни младшие боги, не знают всех тайн,
Что навеки сокрыла от них моя Матерь,
Земля-Титанида.
Мы, хранящие знанье, а с ним - свою силу и мудрость,
Никогда в загребущие Деспота когти такое оружье
Не дадим. И таких не сумеет придумать он пыток,
Чтоб добиться желанного. Пусть ненасытный орёл
Мою печень терзает; пусть даже безумные люди,
Палача-"вседержителя" полуживые орудья,
Чужеродного разума пленники, в тело земное вгрызаясь,
Потрошить его принялись; пусть расчленяют свой мир,
Разделив неделимое. Были б мы сами безумны
И презренны вдвойне, покорись мы насилию злому.
Как же ждать мне, скажи, Мельпомена,
от вас, молодые богини,
Правды всей, если сам вам её целиком не поведал,
Опасаясь коварства врага?
Назову ль клеветою и ложью
Поэтический домысел, грёзы неясных догадок?
Что сказал - то открыто звучит. А сокрытое немо.
Но признаюсь ещё: если ваших жрецов вдохновенье,
Что ниспослано вами, мой вещий Огонь освещает,
Прозревают порою поэты наитьем великие тайны,
Из которых иные, о музы, и вам недоступны,
А о прочих богах молодых не веду я и речи.
И когда мой Огонь озаряет умы и сердца зажигает
Бескорыстных искателей знания,
в мудрость влюблённых,
Он дарует им радость
бесстрашия мысли и чудных открытий,
И священный восторг пред Вселенной,
безмолвно взывающей Тайной.
И во всех откровениях смертных
об их естестве первозданном,
В их прозреньях о здании мира
и храме всеобщей Природы
Мой Огонь - соучастник, а вам, дочерям Мнемозины,
Он товарищ достойный и брат,
но, клянусь, не соперник.
Как и я, вы привержены людям и в дружбе верны мне,
И роднит нас единая цель -- неустанное наше раденье.
Не скажите ж, подруги мои, будто я прихотливо
Утаил свой секрет, что доподлинно смертным известен.
Пусть и то не смутит вас, что есть у Земли-Титаниды
Среди рода людского воистину верные дети,
И любовь - их учитель. Их чуткие уши, как прежде
Различают, о чём сонный ветер
вздыхает в ночи молчаливой,
И о чём каждый лист говорит ему
в кроне столетнего дуба;
Всё, хранимое тёмными водами рек,
отенённых лесными вой-сками,
Всё, что помнят крутые уступы
изрытых снегами угрюмых утёсов
И расселин замшелых
бездонные сумерки прячут от жара дневного -
Они слышат, и видят, и знают не вашим наитьем,
Не моим откровеньем, но большим -
из уст первозданных;
Им Земля отвечает любовью и тайны свои поверяет,
И Вселенная вся с ожиданием смотрит на них.
И на этих своих смертных братьев
родные мои возлагают надежду,
Ради них принимают в сердца
весь изменчивый, суетный род,
Презирающий мудрость, и верят в его возрожденье.

* Предводитель хора:
Верно, ты, Прометей,
говоришь об исконной природе поэтов.
Тех, кому Мать-Земля заменяет Собою всех муз
Нелегко отыскать.
Но Её тихий шёпот и мне упоительно внятен.
Оттого с детских лет я толпы сторонился;
искал тишины,
Терпеливо учась различать в ней дыхание,
ритмы, напевы,
А из них неожиданным чудом рождались слова.
Травы, ветви, листы и стволы, и дождинок алмазы
На сквозной паутине, и сосен янтарные слёзы,
И песка обнажённая нега, и волн поцелуи -
Всё друг с другом шепталось.
Лишь я, затаившись, молчал,
Зачарованно слушал. И сердце томилось любовью,
Непомерной и робкой любовью беспечной песчинки
К этой древней огромной Земле, и хотел затеряться,
И хотел раствориться, хотел безвозвратно исчезнуть,
И одним с Нею стать навсегда,
ибо что я мог сделать
С титаническим счастьем своим,
с этой вечной любовью,
Я, песчинка, попавшая к ветру в прозрачные пальцы?

* Хор:
Что сказать нам ещё?
Восходя по забытым ступеням
В лабиринте запутанном памяти блёклой и сонной,
Вдруг под сень заповедного леса ступаем.
Сними свою обувь!
Не коснуться обутой ноге этой девственной почвы.
Здесь непуганый зверь распахнёт изумлённые очи
От нечаянной встречи, и небо в зрачках отразится, Бесконечная синяя высь, где крыла омывают
Огнекрылые птицы, что Солнцу сродни опереньем.
Здесь невиданно мощные торсы дерев-великанов
Непреклонную гордую стать в облака устремляют,
И теряются буйные кудри в белёсых сединах,
Словно пики горы молодой, занесённые снегом.
Как бестрепетно крепки объятия пальцев древесных!
Благодарно и страстно дерзанье в земле коренится,
Животворные соки неся в поднебесие гимном,
Юным лиственным смехом обрызгав сухое молчанье
Огрубевшей коры. Но прильни к ней. Ты слышишь?
Бьётся древнее сердце земное. И в жилах древесных
Отдаются удары его, словно дальнее эхо.

* Предводитель хора:
О, я помню, как явственно сердце
ему в унисон отвечало,
И из этого ритма священного
первые вылились строки,
И стихами я начал дышать,
исступлённо его повторяя!
Да, я помню тот лес заповедный,
где зверь меня встретил -
То был вол исполинский, могучий,
предивный и дикий,
И глазами его мне в глаза заглянуло безмерное небо:
В очи зверя-гиганта упав, синева потемнела,
Млечной россыпи пыль
понеслась табуном быстроногим.
Вырастали, обвалом летя на меня,
золотые светила,
И казалось, вот-вот погребут и раздавят,
но жадные руки
Я, дитя неразумное, страха не ведая,
к ним простирал,
Словно к яблокам спелым.
И вдруг всё исчезло куда-то.
Лёгким облачком, тенью на солнце
растаял невиданный зверь.
Где стоял он - вздымалось
теперь надо мной необъятное древо.
Превращенью не веря,
воловьих очей я смятённо искал,
Но дрожащие пальцы к замшелой коре прикоснулись -
И щекой, и всем телом прижался я к ней,
как иссохшие губы
Припадают к ручью, а быть может, так жадно -
Лишь к губам вожделенным,
стремясь причаститься дыханьем
Божества своего воплощённого, будто всей кожей
Я хотел породниться, срастись с отверделой корою.
И тогда я услышал...
Не слухом одним, но всей плотью и кровью.
Было ль это виденьем о мире
ушедшем иль детской мечтою?
Оттого ли, что юной Земля мне явилась,
всё было огромным?
Или детскому взору,
что тайне открыт и чудес ожидает
И обычное чистым, высоким, волшебным казалось?
Возвращается память из долгого вражьего плена
В мир живых,
в мир навеки пленённых сердечным стремленьем.
О Земля! Лики звёзд созерцая, ты тянешься к Солнцу,
И летишь, и полётом влюблённо его обнимаешь.
Как с Тобою сравниться Тобою пленённым?
Как Тебя, необъятную, всю охватить мне?
Всё, что вижу и слышу, и помню, и знаю,
Всё - в Тебе, от Тебя: Твоя плоть, Твои лики.
Ты Вселенной подобна в потомстве рождённом -
Нет числа Твоим детям, живущим Тобою!
Всякий образ, что сердцу и разуму внятен,
Подарила мне Ты. Что люблю, всё - Твоё.
Не объять, не вместить, не постичь, не помыслить
Мне Тебя! Чем могу я Тебе послужить,
Как Тебя защитить мне? Достоин Тифона
На врагов Твоих гнев мой. Но что я? Твой прах...

* Прометей:
Ты - поэт!

* Талия:
Не бульварный болтун говорит, не газетный писака,
Не бумажная крыса...

* Эрато:
И ты в божество до безумья влюблён
(Для меня благодатная почва)…

* Мельпомена:
Кончай же свои причитанья -
Они портят твой стиль. Ты сегодня на зов наш явился
Не напрасно. И если ты вправду желаешь
Титаниде-Всематери службу свою сослужить,
То настала пора... Так смелее, вперёд, мы поможем!

* Эрато:
Ни на день, обещаю, ни мы, ни она не оставим тебя!

* Хор:
А о нас вы забыли?

* Эрато:
И вам поклянёмся мы в том же,
Если то же стремленье томит вас и гонит, и жжёт.

* Талия:
Вдохновенье - не штучный товар, не сырьё развесное -
Не иссякнет. На всех и на каждого хватит сполна,
Сколько каждый способен принять
и снести в состоянье;
Если только носить решетом
на посмешище черни безмозглой
Балаганным паяцам оставьте - не о чем будет жалеть.

* Хор:
Прогадать опасаются пусть торгаши на базаре.
У увечных не станем, здоровые, хлеб отнимать.

* Талия:
Краснобаи маститые пыжатся, лезут из кожи:
Кто кого переплюнет, и брызжут слюной ядовитой,
От натуги раздутые щёки красны; что варёные раки
Их (осмелюсь сказать ли?
Пусть боги простят меня) лица,
И покрыты плевками соперников, их же собратьев,
С кем усилья сплотив, задались они, кажется, целью
Заплевать всё и вся, не щадя ни живых, ни усопших,
И как будто всерьёз угрожают потопом из слизи
Ненавистному миру, мирок свой дюймовый, карманный
От него защищая. Планета - бездушное тело,
Смертный - царь неразумной природы,
единственный разум -
Порожденье случайное мозга его и даёт ему право
Своё брюхо, лелея, растить и без удержу тешить:
Ведь живёт человек только раз - так гори всё огнём!

* Эрато:
А любовь! Что любовь? Гениталий приятное тренье.
Афродиты воления тайные, лук Купидона -
Суеверия древние, бред стихотворцев убогих!
Что? Платон? Знай бедняга Платон анатомию плохо,
Но живи в "просвещённое" время,
то был бы он Фрейд.

* Талия:
Революции - зло. В них и брюху,
и толстому заду угроза.
Героический дух (неприличная дикость!)
идёт от расстройства,
Извращенья инстинкта. Зловреднейшей этой болезни
Обостренья опасны и к страшным ведут эпидемьям,
Как чума и холера, как сифилис в годы Конкисты.
А вакцина...

* Мельпомена:
Довольно размазывать смрадные эти плевки!

* Талия:
Дальнобойные лишь.
Умолчу тамплиеровы тёмные козни,
Иезуитов коварные происки, заговор жидомасонов,
День и место рожденья антихриста,
света конец долгожданный,
Три шестёрки проклятого зверя
(однако, заметьте, арабских).
Послабей эти будут, помельче, иные ж и вовсе не новы,
Что обидно вдвойне плевунам, навевает тоску и унынье.
Остаётся фантазий бессмысленных
бойкой игрой пробавляться,
А кому не с руки -- фантазёров
непуганых рады одёрнуть,
Разъяснить: всё уж сказано, всё уж до нас написали,
Не блеснёшь ты сюжетом неслыханным.
Только словесность
Оставляет спасительный шанс переплюнуть других.
Как отчаянно тужатся вытянуть, высосать,
выдавить новое слово
Состязанья участники бравые, цену себе набивая!
Но о чём говорить им? Чужие плевки застилают
Эти рачьи глаза, что к тому же и так близоруки,
Дальше брюха с его потрохами их взор летит редко,
А причинное место под этой горою -
предел их дерзаний.
Упражняться привыкли
не в мысли орлином стремленье,
Но слюны гнилотворной.

* Эрато:
Иль бешеной спермы.

* Мельпомена:
Всё верно.

* Талия:
И они - самозванцы надменные.
Верных жрецов посылаем
Мы своих, не скажу - как овец в стаю хищных волков:
Там без крепких и острых зубов беспощадной сатиры
Делать нечего.

* Хор:
Что ж, мы готовы. Веди нас.

* Предводитель хора:
В этой битве уже не отступим. За нами - Земля.

* Прометей:
И они не оставит своих ни любовью, ни силой.

* Мельпомена:
Идёмте.

Прометей, Мельпомена, Талия, Эрато,
Предводитель и хор удаляются.

* Эрато (исчезая из виду):
Трепещу от надежды! Уже ли? Уже ли свершится?

КОНЕЦ

третьей сцены

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15

Оглавление

web design by Alex Wave

Сайт создан в системе uCoz